Книга Абьюзер [СИ] - Эл Лекс

маленькие рыбы-ежи, совершенно незаметные в обычном состоянии, но мгновенно вспухающие до пяти своих размером, стоило только рядом с ними кому-то проплыть… И даже, кажется, смешно дрыгающиеся морские коньки. Настоящий коралловый риф, полностью живой и функционирующий.

Вот только никакой воды на спине исполина не было и в помине! Конечно, ее там не было — как бы она там держалась⁈ Как и везде — там обычный воздух, ну или вода такая прозрачная, что я совершенно не замечаю разницы между ней и воздухом… А ведь такого не может быть, тем более в случае морской воды, тем более, воды в том месте, где живет целый кусок биосферы — да они там должна быть мутная, как фритюрное масло в дешевой забегаловке!

В этот момент я поймал себя на мысли, что теперь действительно готов поверить во все. Не то чтобы я решил все, что мне скажут, прямо принимать на веру, но, как минимум, вместо того, чтобы сразу искать причины, почему этого быть не может, я сперва допущу, что это действительно так. Довольно проблематично оставаться в своей привычной парадигме, когда вокруг тебя несколько дней подряд творится дичь, апогеем которой становится преспокойно ходящий по суше кусок морского дна.

Несколько кусков морского дна.

Без воды.

Но с обитателями.

Не знаю, кем я был в прошлой «жизни», но явно не тем, кто наблюдал подобное… Хоть когда-то.

— Эй, братец Кротик. — раздалось откуда-то издалека и я понял, что полностью завис, рассматривая неизвестных существ. Контроля над окружением, конечно, не утратил — какая-то часть моего сознания на автомате переключила внимание на слух, утратив визуальный контакт, — но сам я полностью завис. Если бы за это время в поле зрения появился враг, вполне возможно, я бы даже не секунду-другую опоздал с реакцией… Что недопустимо.

Поэтому я буквально силой оторвал бинокль от глаз, размял двумя пальцами переносицу, в которую, как оказалось, вдавливал окуляры так, что наверняка остались следы, и вернул бинокль Медведю.

— Ну как? — спросил он.

В густой бороде, даже несмотря на то, что она кусками обгорела, было совершенно не видно его выражения лица, но голос сразу выдавал довольное бахвальство — словно он сам сначала вывел, а потом вырастил этих существ.

— Монументально. — ответил я единственным словом, которым мог бы все это охарактеризовать. — Кто это? Или что это?

— Одна из стабильных жизненных форм Аномалиона. — ответил Медведь, складывая бинокль и пряча в подсумок. — Существуют с самого начала его существования. Даже когда купол еще не закрылся, даже когда первые лутеры зашли в Аномалион, даже когда он еще не назывался Аномалионом, они уже были тут. И с тех пор они не меняются. Не мутируют, не гибнут, не размножаются. Их всегда одно и то же количество и они всегда одних и тех же размеров. Их называют «спинорифы», я думаю, ты уже понял, почему.

— Ну, чай не дурак. — хмыкнул я. — А эти рифы…

— Воды там нет. — даже не дослушав, изрек Медведь. — Но при этом все признаки воды налицо.

— Это как?

— Да вот именно так, как я и говорю. — Медведь махнул рукой, предлагая двигаться дальше. — На вид никакой воды над спинорифами нет. Если попробовать что-то зачерпнуть, а синяки много раз пробовали, — зацепишь только воздух. Но при этом во всех остальных отношениях над спинорифами — вода. Попробуешь запрыгнуть на спинорифа со скалы или вертолета какого-нибудь — попадешь в воду, которой нет. Движения замедлятся, а дышать этим воздухом будет невозможно — он будет вызывать спазмы и удушья.

— И никакой границы, которая разделяет воздух и «воду» нет?

— Физической нет. Ощутить ее или каким-то другим образом определить, где она начинается — невозможно. Ты тянешь руку, тянешь вперед, и в один прекрасный момент понимаешь, что воздух стал тебе сопротивляться… Как если бы ты засунул палец в ведро с водой, только сбоку.

— А в высоту на сколько простирается это «не вода»?

— По-разному. — Медведь кивнул на спинорифов. — Каждый из них своеобразен. Синяки, когда изучали их, даже дали каждому какое-то свое яйцеголовое имя, чтобы различать. У них разный ландшафт на спине, их населяют разные организмы, и высота до «поверхности», назовем ее так, тоже разная, различие может быть до пяти метров.

— Не сильно много. А минимальная сколько?

— Двадцать пять. Примерно столько же, сколько спинорифы в высоту, синяки по этому поводу даже пытались вывести теорию, что вверх спинорифы простираются на столько же, на сколько и вниз, но вроде подтвердить ее не смогли.

— Разве это важно? — удивился я.

— Для них — да. У них вообще своя атмосфера, им важны совсем не те вещи, что нам с тобой. Нам важно пиу-пиу из-за угла, да бабах гранатами, а им — всякие теории строить и спорить о них до хрипоты. Кесарю кесарево.

— А центуриону — центурское. — хмыкнул я.

— Точно. — хохотнул Медведь. — Давай тормознем немного, меня «Искра» отпускает. Сейчас на несколько минут поплохеет.

Я согласился и мы сделали небольшой привал возле чахлого кустика, который давал хоть какое-то визуальное укрытие, и, конечно, тень. Ничего приличнее вокруг просто не было — сплошная пустошь, покрытая такими вот плешивыми кусточками, на которых только носки сушить и можно.

Даже не раскладывая притороченный к рюкзаку снизу каремат, я сел на него, прямо на гармошку, и вытянул ноги, предварительно распустив шнуровку и оттянув язычки, чтобы дать стопам отдых. Не то чтобы мы сильно много успели пройти, но неизвестно, сколько еще идти придется, поэтому лучше ловить для отдыха каждую свободную минуту.

Медведь наоборот свой каремат разложил и даже лег на него, лицом вверх, положив гранатомет под правую руку. Я хотел было попросить у него бинокль, и посмотреть на спинорифов еще, но вовремя сообразил, что тогда будет некому бдить за окружением — слишком сильно бинокль сужает поле зрения, чтобы надеяться на него. Поэтому я просто сидел, осматривая окрестности и изредка делая маленький глоток воды из фляги и гоняя его по рту.

Интересно, а что будет, если на спинорифа сверху налить воды? Как она будет взаимодействовать с его «не водой»?

— Никак. — ответил Медведь, когда я поинтересовался у него. — Пробовали. Синяки чуть ли не первым делом провели этот эксперимент. Для нормальной воды среда над спинорифом ничем не отличается от воздуха, она просто проливается через нее и попадает на спину животного.

— Животного… — осенило меня. — А те организмы, которые живут на спинорифе — их пробовали ловить?

— А как же. Много раз пробовали, ловили, сажал в аквариумы, изучали, препарировали. Они ничем не отличаются от известных нам рыб, моллюсков, кораллов и прочего. Спокойно живут в характерной для них морской воде, умирают на воздухе, а выпущенные в биосферу спинорифа — спокойно живут в ней дальше.

— Просто фантастика. — я покачал головой.

— И не говори. — голос Медведя снова потеплел. — Просто фантастические звери…

— Тебя с ними что-то связывает?

— И да и нет, братец Кротик. Вообще подобные вопросы незнакомым людям не задают, слишком личное.

— После боя с Овощами мы все еще считаемся незнакомыми? — я удивился. — Новая мета.

Последние два слов сорвались с языка сами собой, и я даже не понял, что они значат, но вездесущий суфлер тут же подкинул мне расшифровку:

Новая мета — сленговое выражение, означающее какое-то явление, которое внезапно для говорящего оказывается само собой разумеющимся.

А вот Медведь, кажется, понял меня сразу. Он отчетливо усмехнулся и сказал:

— Вообще ты прав. Да и тайны из этого я особо не делаю. Я дайвером раньше был. Очень любил это дело, иногда часами исследовал всякие подводные пещеры. А потом попал сюда, и, само собой, здесь дайвить было негде. А потом и купол закрылся.

— А как дайвер оказался в Центурии?

— А вот для этого, братец Кротик, двух десятков Овощей будет мало. — ответил Медведь, поднимаясь. — Все, я в норме. Идем.

Мы шли почти до самого заката, через примерно равные промежутки времени, которые сложно было оценить точнее, поскольку у меня часов не было вообще, а у Медведя были электронные, сверяясь со своими хадами и понимая, что они не заработали.

Давно остались далеко за спиной удивительный спинорифы, и Солнце уже коснулось своим краешком горизонта, когда мы впервые увидели, что наши хады включились и заработали.

— Все, стоп. — скомандовал Медведь. — Дальше поезд не идет. Вызовем эвакуацию прямо сюда.

Я не стал задавать лишних вопросов, а послушно остановился — идти дальше